NON LICET VOS ESSE – ВАС НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ
#Лужецкий #христианство #история #античность #ДревнийРим #ИсторияЦеркви
В этой статье мы поговорим о том, как римское государство и общество взаимодействовали с Церковью.
Первое, что стоит иметь в виду, это то, что римское государство в своей общественной жизни было коллегиальным и публичным. Ремесленники, актеры, жрецы и многие другие были
объединены в дозволенные государством коллегии, которые имели свои правила, систему взаимопомощи и богов покровителей. Дела было принято вершить при свете дня, на глазах у всех: публично приносить жертвы и молиться богам, публично совершать акт договора. Даже римские преторы вершили свой суд публично. Можно сказать, что римлянин был не только членом своей семьи, но он был так же завязан на свой город и на свою коллегию. Римлянин – человек
максимально публичный.
И на людей непубличных римлянин смотрел с подозрением и опаской: кто эти люди, почему они не делают свои дела открыто на форуме, зачем они запираются в домах и что именно они там делают за закрытыми дверями?
Как вы понимаете, сейчас я говорю преимущественно об отношении римлян к ранним христианам. Для простого римского обывателя христианин виделся человеком странным и потенциально опасным. Нет, римлянин вовсе не ждал от него ножа в темном переулке, он ожидал чего-то более плохого, а именно того, что христианин своим публичным не почитанием богов навлечет гнев небес на империю или на конкретный город, разница не особо велика. Все равно простому Гаю от этого будет худо, так как боги насылают свою кару преимущественно «по площадям», а не «точечно» и за атеизм одного накажут всех.
Да-да, именно за атеизм, то есть за безбожие, за отрицание имперского, обязательного для всех культа. Смотрите, римлянину было без разницы, в кого веруют эти странные люди, мало ли в империи необычных культов, пришедших с Востока. Веруют они в некоего Распятого и
Воскресшего, ну и ладно, есть боги и с большими странностями, есть среди них и те, кто регулярно воскресает. Римлянина гораздо более заботило то, что при этом христиане не веруют в кого положено верить: в Юпитера, Марса, Квирина, Юнону и, самое главное, в гений императора. И за это все вышеозначенные божества вполне могут послать на город или даже на всю страну видимые свидетельства своего недовольства.
Кроме того, если христианский Бог благ, то почему ему не строят храмов и не поклоняются при свете дня? Почему их служение Богу не свершается открыто, почему на него нельзя прийти и посмотреть? И почему они называют их вечерями любви, агапами? Не прячется ли здесь какая-то грязная или страшная тайна? Ну а дальше все просто. Черная легенда о христианах, распространяется в низах римского общества по всем законам слухов и сплетен, поднимаясь, со
временем, все выше.
Василий Васильевич Болотов, великий русский востоковед, церковный историк второй половины девятнадцатого столетия в своем прекрасном труде «Три первых века христианства» пишет
следующее: «Таким образом, по тем или другим основаниям, в меру своего умственного невежества и убожества, народ составил дурные представления о христианах. Мало-помалу волна дурных представлений поднималась все выше и выше, из подземелий проникла в гостиные. Если бы народ имел свободные руки, то история христианства обратилась бы в уличную бойню, и
христианство было бы истреблено без остатка. Но само государство поставило на первых порах свою державную силу между христианством и простым народом и свело ярость народа до
минимума».
Как это ни удивительно, но в первые годы существования христианства римская власть не предпринимала против него никаких мер. Может показаться, что оно было слишком слабым в социальном плане учением, имевшим невеликое число последователей, чтобы августы с вершины своего могущества соизволили бы его заметить. Но это предположение не соответствует действительности.
Отец церковной истории Евсевий Кессарийский (Памфил), живший на стыке третьего и четвертого веков, друг императора Константина Великого, утонченнейший интеллектуал, знаток античной
философии, не склонный к собиранию баек и сказок пишет во второй главе второй книги своей церковной истории следующее: «По издревле укоренившемуся обычаю, областные правители должны были сообщать лицу, облеченному верховной властью, о всех местных новостях, чтобы ничто не ускользало от императорского глаза. Пилат сообщил императору Тиверию, что по всей Палестине идет молва о Воскресении Спасителя нашего, Иисуса, что ему известны и другие Его
чудеса и что в Него, воскресшего из мертвых, многие уже уверовали как в бога. Тиверий, говорят, доложил об этом сенату, но сенат отверг это известие под тем предлогом, что он не занимался предварительно его рассмотрением: по издревле укоренившемуся закону, никто не мог быть признан у римлян богом иначе, как по голосованию и декрету сената…Хотя римский сенат и отверг известие, сообщавшее о Спасителе нашем, но Тиверий сохранил свое прежнее мнение и не
замышлял против Христова учения ничего несообразного».
Удивительный исторический текст, не так ли. Оказывается, что императоры и до Нерона знали о существовании христиан и даже пытались ввести эту новую религию в легальное пространство.
По крайней мере, это можно с определенной долей уверенности говорить о Тиберии. Но вот дальше с легализацией христианской Церкви возникли проблемы. Которые, во многом,
сделали ее такой, какой она предстала в Средние века.
Итак. Римское государство, особенно в период принципата, не знала религии «самой по себе». Религия была частью государства и многие известные нам известные римляне в начале своей политической карьеры были жрецами того или иного бога. Гай Юлий Цезарь, например, был фламином Юпитера, а его приемный сын – Октавиан Август входил в коллегию понтификов. То есть, жреческая должность для римлян – обычная чиновничья должность. Жрец – это такой
специальный чиновник по связям с высшими силами. Становились жрецами посредством выборов, должность исправляли определенное время, а потом шли по карьерной лестнице дальше. Или не шли, по ситуации.
Но, и это важно понимать, никакой особой религиозной веры это не требовало. Римляне поздней республики и раннего принципата были, преимущественно, скептиками, а религию воспринимали, как необходимую часть государственного устройства. И боги были нужны тоже, как часть государства. Есть боги общегосударственные, такие как Юпитер, Юнона, Марс, Квирин, обожествленные императоры. Их культ был демонстрацией лояльности римскому миропорядку и
укреплял его. Прошу заметить, не вера в них, а именно формальное соблюдение древних отеческих обычаев поклонения богам. По принципу: не нами заведено, не нам и менять. Все как в
бессмертном «Памятнике» Горация:
Нет, я не весь умру, и жизни лучшей долей
Избегну похорон, и славный мой венец
Все будет зеленеть, доколе в Капитолий
С безмолвной девою верховный входит жрец.
(в переводе А.Фета)
Кроме общегосударственных культов есть и древние культы римских провинций, которые имеют полное право на существование, ибо в них – память веков. Эти культы и связанные с ними боги могут иметь место, как в своей родной провинции, так и в самом Вечном Городе, однако, в
последнем, без особого фанатизма и без активного прозелитизма, ибо Рим – Юпитеру и императору.
А теперь посмотрим на христианскую Церковь. Она не была древней и традиционной ни для одной из римских провинций. И государственной она тоже не была. То есть она выламывалась из римской религиозной логики. Кроме того, христиане отрицали римских богов. А отрицая их, по
римской логике, они отрицали сам Рим, ибо культ богов есть часть государственного устройства. Но при этом, отрицают они богов, только если спросить их об этом напрямую. В остальном – тихие сумасшедшие.
Да и вообще, религия ли это? С одной стороны – да. У них есть коллегии, они собираются на какие-то собрания, на которых председательствуют какие-то их иерархи. Ритуалы у них тоже
какие-то есть. И еще один признак коллегиальности: они помогают членам своей секты, попавшим в трудную ситуацию и имеют для этого общие деньги.
А с другой стороны – нет. Они, скорее, философы, вроде эпикурейцев, киников или стоиков. Судите сами, распространяют какие-то трактаты и послания, стремятся к праведной жизни, чтобы это ни значило и стараются вести себя максимально этично: не воровать, не
лжесвидетельствовать, не объедаться, не пить много вина, не стяжательствовать, не разводиться, а то и вовсе не жениться.
Они не понятно кто такие. По этой причине римское государство принимает крайне интересное решение по христианскому вопросу: non licet vos esse – вас не должно быть. На практике это значило примерно следующее: мы вас стараемся не замечать. Вас как будто нет. Но если вы, так или иначе, попадаете в поле нашего зрения, мы вас уничтожаем.
А попасть в поле зрения римской власти было достаточно просто. Нужно чтобы кто-либо обвинил христианина в каком-либо преступлении. По римской логике нет преступника без преступления.
То есть какой-то конкретный человек должен был обвинить христианина в том, что он не чтит отеческих богов и занимается всякой чертовщиной (crimen sacrilegium или ars magica). Вот тогда
римский суд потребует этого бедолагу к ответу. Потребует его принести жертвы пред алтарем богов и тем отвести от себя всякие подозрения.
И это вело за собой интересные последствия. Христиане, зная, что они абсолютно беззащитны перед законом, старались вести себя в обыденной жизни максимально этично и правильно.
Настолько, чтобы ни у кого не было и мысли обвинить их в чем-либо постыдном.
Само собой, были разные принцепсы и императоры (эпохи Домината), были разные начальники провинций и префекты. Кроме того, империя сама по себе была изрядно обширна. Так что в разные годы и на разных территориях дело могло обстоять по-разному. Бывало, когда христиан
казнили за nomen ipsum – за саму христианскую самоидентификацию, бывало, что не принимали анонимных доносов и старались свести преследование к минимуму, а бывало, что и вовсе никак
не преследовали.
Но именно противостояние государства Церкви дало христианству, на самом деле, очень много. Христиане, шаг за шагом доказывали государству свое право называться добропорядочными и
полезными гражданами, которых абсолютно не за что преследовать. При этом, главной задачей для Церкви, в ее взаимодействии с государством той эпохи, было – не дать государству себя
переварить, не дать ему сделать из себя еще одну коллегию.
